Двое в лодке - Страница 38

Сел на кровать, покачался на старой сетке, скривился. Зато одеяло тёплое и матрас неплохой, подушка после взбивания тоже оказалась ничего, постельное неновое, но хотя бы на вид чистое, уже хорошо. В углу унитаз и умывальник, возле одной из боковых решеток несколько гирь и гантелей — отель, елки зелёные!

Интересно, сколько сейчас времени? Наш самолёт должен был взлететь в семнадцать сорок три, где-то час ушёл на беготню и драки, сколько я провалялся без сознания? Надо было спросить у Вики.

Я осмотрелся, поймал взгляд невысокого квадратного парня из клетки напротив, подошёл к прутьям:

- Здоров. Не знаешь, сколько времени?

Он покачал головой, ответил не по-русски. Его сосед слева перевернулся на кровати:

- Часов восемь, ужин скоро принесут.

- Спасибо.

Я вернулся на кровать, сел, посмотрел на гантели. Вспомнил доктора Вику и её «мышцы не нагружать», отвернулся.

В соседней клетке завозился татуированный мужик, что-то пробормотал, поднялся, напился воды из-под крана. Заметил меня, неприятно оскалился и вразвалочку подошёл вплотную к решётке:

- Здоров, васян. Чёт я тебя раньше не видел.

Я неспеша поднялся, старательно выровняв спину, подошёл к нему, оказавшись выше на полголовы, постарался так же неприятно оскалиться:

- Так я тебя тоже не видел, васян.

Я прекрасно знаю такой тип людей — крупных, здоровых, уверенных в своей силе и от того наглых безмерно. Таких нужно сразу убедить в том, что ты не менее силён и заставить с собой считаться, не нагло, но грубовато. Любое проявление культуры и воспитанности они воспринимают как слабость, так вести себя можно только если этот здоровяк уже за тебя.

Мы стояли напротив, старательно выравниваясь и надувая мышцы, я видел, насколько он опасен, он, я надеюсь, тоже видел что-то во мне. Меряться габаритами смысла нет — он ниже, но массивнее, по весу примерно такой же. Опыт бойца на лбу не написан, так что сейчас сравнивалось другое, что-то внутреннее, что цифрами не выразишь.

Я вспомнил брата Сашки, Диму, потрясающе неприятный тип, не знаю, как идентичные внешне братья-близнецы могут так отличаться. Санёк умел и любил улыбаться, всегда светился добродушием, зато Димон... этот волчара улыбаться категорически не собирался, исключительно скалился, размыкая губы в демонстрации зубов не дальше клыков, глазами же выражая палитру отношений от брезгливого пренебрежения до откровенной угрозы.

Когда мы с ним впервые увиделись на тренировке, то встали напротив вот так же, глаза в глаза, и он мне оскалился. Это было в девятом классе, я тогда занимался почти пять лет, он же пришёл на первую тренировку. Но меня от его взгляда продрали мурашки. В одну кривую улыбку он сумел вложить своё пренебрежительное отношение к моим сухим мышцам, пяти годам глупого спортивного заучивания приёмов, ко всем моим не впечатляющим достижениям на соревнованиях и к навязанной мамой ужасной стрижке. Зато себя представил чем-то незнакомым, но очень опасным, способным неприятно удивить. В тот момент я готов был спорить на что угодно, что у него нож под кимоно.

Потом, через время, я поинтересовался у Сашки, как его близнец умудряется так магически улыбаться, на что друг мне подробно описал методику (уже спрашивал у брата), но честно признался, что у него так не получается. По Димкиной теории, нужно смотреть человеку не в глаза, а чуть глубже, при этом в деталях вспоминая все свои самые яркие триумфы и победы, наполняя себя ощущением собственной офигенности.

Я честно тренировался перед зеркалом, но результат был мало похож на ожидаемое — видать, у Димона было что вспомнить, в отличие от меня.

Сейчас я стоял перед решёткой напротив татуированного бугая, сотню раз избитый и закрытый в клетке, и старательно пытался изобразить коронный Димин оскал, спинным мозгом чуя, что произвести впечатление на этого васяна очень важно.

Мои триумфы и победы... что я могу вспомнить вот так, сразу? Как в шестнадцать лет стал чемпионом страны, как выходил на финальный бой с уверенностью, что выиграю. Как работал напоказ, красуясь в высоких ударах и киношных стойках. Как я снимаю шлем и мою руку поднимает над головой судья, а зал орёт и сходит с ума, как лучится гордостью тренер. Я тогда был на седьмом небе, чувствовал, что могу всё.

Как меня собирались бить в армии за излишнюю борзость, втроём, ночью в туалете. Как я отделал их всех, как сидел на полу, откусывая кусками воздух и не мог подняться, но улыбался сквозь боль потёкам крови на плитке и ощущал себя таким охренительным.

Как в первый раз в жизни сделал в армрестлинге Санька, непобедимого десятилетиями, всегда лучшего.

Как в семнадцать лет на чердаке на мне стонала первая красавица двора.

Как президент федерации каратэ вручал мне чёрный пояс на международном турнире.

Как я вязал слюнявыми верёвками своего тёзку в подвале базы отдыха «Чайка» - о, да.

Воспоминания заняли всего несколько секунд, татуированный васян непроизвольно дёрнул веком, наглая физиономия потекла, стало видно, что удерживать улыбку ему удаётся с трудом. Наконец глаза скользнули в сторону, плечи дёрнулись, пытаясь опуститься, он приложил усилие и оставил их в прежнем положении.

Когда мне в следующий раз придётся изображать оскал, я вспомню ещё и вот это его выражение лица. Я медленно выдохнул, понимая, что победил, убрал с лица непривычную гримасу, теперь нужно сделать вид, что ничего не было, дать противнику возможность сохранить лицо, он оценит. Я протянул руку между прутьями:

- Лёха.

- Андрей.